Если не ад, то что?
Вероотступничество становиться все более популярным, особенно в Польше. Вероотступничество часто встречает озабоченность иудео-христианского большинства общины, озабоченность, вызванную опасениями, что без «руководства» Библии, десяти заповедей и настоятеля, без страха перед адом и вечным проклятием жизнь вероотступников превратится в этико-моральный хаос.
Не трудно понять озабоченность христиан. В конце концов, многие языческие религии – включая Родную Веру – не знают понятий всеобщего добра и зла, греха, ада или страшного суда. Однако нет сомнений в том, что наши предки – первоначальные, дохристианские исповедники славянской Родной Веры – несмотря на то, что они не исповедовали христианских религий, не знали понятия греха, не следовали этико-моральным принципам Библии и десяти заповедей, они уж точно не жили в хаосе, в котором исповедники иудео-христианских религий обвиняют язычников сегодня. Дохристианские язычники – не только славяне, но и любая другая этнокультурная группа – не только смогли построить стабильные общества, государства и империи, не только смогли создать и соблюдать законы, но также смогли мирно сосуществовать с последователями других, как языческих, так и христианских религий. Поэтому сегодня мы рассмотрим, чем наши предки руководствовались в их этико-моральных решениях и как они могли, не зная страха перед вечным проклятием, не окунуться в хаос греховного гедонизма.
Dura lex, sed lex
Безусловно, закон был одним из элементов, поддерживающим моральный костяк наших предков. Хотя первоначальные кодексы законов славянских язычников не сохранились, элементы юридических систем наших предков включились в правовые кодексы, записанные после христианизации земель славян. Поэтому у нас есть довольно хорошее понятие о букве языческого закона.
Очень важным различием между современной и раннесредневековой правовыми системами является то, как обвиняемые судятся. В наше время судебный процесс может быть не очень приятным для обвиняемого, но он сам по себе не наказание. Совершенно иная ситуация имела место в общинах наших дохристианских предков, которые, выясняя виновность или невиновность обвиняемых, обычно использовали ордалии, то есть божие суды или, в смысле современного права – пытки.
Суд воды /(кипятка (“Der Kesselfang” Friedrich Hottenroth)
Ордалии были своего рода доказательством или исследованием доказательств, использовавшихся в ситуациях, когда виновность обвиняемого не могла быть определена по другим доказательствам или свидетельствам. Например, если лошадь была украдена без свидетелей или доказательств, указывающих, кто совершил кражу, но владелец лошади (или другой член общины) имел основания подозревать, что лошадь украл, например, его сосед, то владелец лошади был в праве возвести на соседа обвинение в суде (то есть, в случае наших дохристианских предков, чаще всего в совете старейшин). После такого обвинения обвинённый сосед должен был подчиниться ордалиям, чтобы доказать свою невинность или подтвердить вину. В зависимости от вида преступления применялись различные виды ордалий: суд воды (утопление или обливание/опускание части тела в кипятке), огня (например: сжигание факелами, принуждение ходить по горячему железу), драки (дуэль) или даже и лепёшки (кормление обвиняемого сухой лепёшкой). После признания вины божьим судом обвиняемый (очевидно, если он пережил ордалии) должен был подчиниться наказанию, требуемому законом за совершение данного преступления. Таким наказанием могло быть: бичевание, ампутация, изгнание или даже смерть.
Были два способа избежать ордалии. Одним из этих способов было признание себя виновным (что было связано с принятием соответствующего наказания), а другим – представить свидетелей, которые под присягой подтвердили бы невиновность обвиняемого. Очевидно, такие свидетели должны были быть, как говорится, столпами общины (и именно так те люди воспринимались, о чём ниже), то есть, людьми, уважаемыми общиной деревни или поселка. Такие свидетели поручались за невиновность обвиняемого, присягая – то есть, взывая в качестве свидетелей – на самих Богах. Из летописи Гельмольда мы знаем, что славяне избегали принятия таких присяг, опасаясь (и справедливо!), что взывая имя Бога или Богов, они навлекут на себя Их гнев.
Учитывая вышеизложенное, не может быть никаких сомнений, что, вопреки незнанию Библии или Декалога, вопреки незнанию греха или ада (то есть, высшего наказания для грешников), дохристианские славяне имели все причины не нарушать законов созданных их общиной. Я скажу больше – у наших предков было даже больше этих причин, чем у современных иудео-христиан. В те раннесредневековые времена, наказание – чаще всего телесное – угрожало не только тому, кто совершил преступление, но также и тому, кто подозревался в его совершении. Без доказательств и без уважаемых общиной друзей, которые могли бы поручиться за его невиновность, каждый обвиняемый должен был доказать её посредством божьего суда (то есть утопления, сжигания, удушения и т.д.), что само по себе было наказанием.
Божий гнев
Мы уже знаем, как жестоко обращались законы наших предков с обвиняемыми в нарушении человеческих законов. Но, отдельно от прав, созданных для защиты людей, дохристианские славяне имели также законы, созданные – или навязанные – людям для защиты доброго имени и достоинства Богов и, как я объясню ниже, для защиты стабильности и порядка в мире.
Одним из таких законов было соблюдать присягу и, под присягой, говорить правду и только правду. Как я писала выше, наши предки избегали присягать, не только во имя Богов, но и вообще. Это было связано с верой в то, что нарушение присяги навлекало гнев Бога (или другого сверхъестественного духа или стихий, таких как вода, огонь, земля и т.д.), во имя которого была дана эта присяга, но также и с нарушением правопорядка в мире, нарушением столпов, на которых строились община и Вселенная.
Слово присяга имеет то же самое происхождение что и слово досягать. Оба эти слова являются пра-словами, что означает, что в том же самом смысле они использовались в праязыке славян. Первоначальные, дохристианские славяне – и их предки – присягая, «досягали» до земли, огня, воды или до олицетворения силы Бога (например, до священного дерева) чтобы поддержать слова своей присяги на основе элементарных стихий или силы самого Бога. При-сягая, то есть до-сягая и, в некотором смысле, хватая, втягивая стихию к себе, древние славяне придавали своим словам правдивости, бесспорности и силы: земли, огня, воды или Бога/Богов. Таким образом, наши предки, через слова присяги, строили столпы (в польском языке этот корень сохранился в слове «sąg», означающем деревянный шест) безопасного, бесспорного и стабильного мира людей. Именно на словах, на присягах наших предков, основывался порядок мира дохристианских славян. Благодаря словам, подкреплённым силой стихий, наши предки знали, что война окончена (ведь мирный договор заключался под присягой) и можно было путешествовать или просто жить в мире; что подозреваемый в убийстве не является в действительности убийцей (ведь уважаемый общиной человек поручился за него) и он не ворвётся в их дом ночью, не убьёт их или их семью. Благодаря присягам, словам, подкреплённым силой стихий, наши предки могли спать безопасно и мирно, планировать будущее, заключать торговые договоры, зная, что мир, в котором они живут, основаны на твёрдых и непоколебимых столпах присяг.
Эквивалентом дохристианской, языческой присяги в XXI веке – научные исследования (в области точных, не гуманитарных наук). Как наши предки верили словам присяг, так и мы верим в научные принципы физики, химии или биологии. Хотя большинство из нас не знают как точно работают автомобиль, самолёт или микроволновка, мы используем эти вещи каждый день, с верой в то, что учёные и инженеры не лгут. Мы верим, что автомобиль не загорится, самолёт не упадет с неба, а микроволновка не взорвётся. Чтобы понимать силу веры, которую мы имеем в науке, и также важность достоверных и правдивых научных исследований для стабильности нашей реальности и общества, достаточно взглянуть на ущерб, вызванный одним ложным научным исследованием Эндрю Уэйкфилда.
Эндрю Уэйкфилд был, пока в 2010 не лишился лицензии на практику – британским врачом. Будучи врачом, после окончания медицинского университета, он принял медицинскую присягу, в которой он поклялся, среди прочего, служить человеческой жизни и здоровью. Уэйкфилд нарушил эту присягу примерно в 1995, когда он решил фальсифицировать результаты исследований аутизма. (В то время ещё) доктор Уэйкфилд начал сотрудничать с юристами, представляющими родителей детей с аутизмом. Эти юристы, мотивированные желанием заработка, искали «доказательства» связи между вакцинациями детей и аутизмом. За нужную цену Уэйкфилд начал «научные» исследования, чтобы обеспечить такие «доказательства». С этой целью Уэйкфилд не только фальсифицировал результаты своих исследований, но также и подверг объекты своих исследований (то есть, детей с аутизмом) инвазивным тестам, таким как колоноскопия, биопсия толстой кишки или сбор спинномозговой жидкости. Словом, Уэйкфилд за деньги и с согласия родителей (к сожалению, хотя бы частично, тоже мотивированных обещанием финансовой выгоды) проводил незаконные эксперименты на детях. После этого, результаты этих экспериментов были сфальсифицированы, чтобы «доказать» тезис о вредности вакцинаций, что, в свою очередь, было необходимо юристам для того, чтобы судиться с фармацевтическими компаниями (производителями вакцин) и, в качестве компенсации, получить деньги от этих компаний. Результаты этих незаконных экспериментов на детях опубликовались в известном журнале The Lancet в 1998.
Хоть и результаты «исследований» Уэйкфилда были быстро проверены независимыми учёными и отвергнуты как ложные (а сам Уэйкфилд в 2010 потерял лицензию на практику), но ущерб, причинённый публикацией фальсифицированного научного исследования, ощущается и по сей день. Нарушение медицинской присяги Уэйкфилдом вызвало и продолжает вызывать – в буквальном смысле – крах мира для тысяч, если не миллионов людей. Только в 2019 году более чем 200 тысяч непривитых детей умерли от эпидемического паротита. Это означает, что для более чем 400 тысяч родителей мир – каким они его знали, любили и в каком хотели жить – был безвозвратно разрушен. Он рухнул не из-за стихийного бедствия или из-за невезения. Их мир – мир семьи, любви и надежды на будущее – рухнул потому что в 1995 году Эндрю Уэйкфилд нарушил медицинскую присягу, затем в 1998 году опубликовал результаты «научных исследований», в которые родители умерших от паротита детей поверили так же сильно, как наши предки верили словам присяг. Сила веры в истинность «исследований» Уэйкфилда заставила родителей из-за опасений аутизма не прививать своих детей, тем самым подвергая их инфекции эпидемическим паротитом и, как следствие, смерти.
Зная историю XX и XXI века, наблюдая текущие события, не может быть никаких сомнений, что наш мир – мир каким мы его знаем – рушится. Многие обвиняют в этом упадке отвержение Бога, религии и иудео-христианской традиции или культуры. Многие называют этот упадок гневом или наказанием Бога. А я, видя последствия нарушения одной присяги одним человеком, задаю вопрос, не были ли правы наши предки? Их мир основывался на нематериальных, но непоколебимых столпах присяг. Присяг, которые наши предки давали неохотно, но которые, после принятия, они всегда соблюдали. Мир наших предков основывался на силе характера и убеждений людей таких праведных и таких благородных, что сила их слов, их присяг, подкреплённых силой Богов и стихий, была достаточна, чтобы защищать людей от хаоса и несправедливости.
А на чем основан наш мир? Сколько из нас живут достаточно ответственно, достаточно осознанно, чтобы понять, что это мы, люди – отдельные лица, а не правительства или корпорации – ответственны за построение основ нашего человеческого мира, нашей реальности. Сколько из нас ответственно используют слова и присяги? Сколько из нас держат своё слово: данное собственному ребёнку или супругу (во время принятия супружеской присяги)? Сколько из нас верят присягам, принимаемым новоизбранными членами парламента или президентом? Неудивительно, что наш современный мир рушится, если он основан на лжи и пустых обещаниях. Гнев Бога или Богов не имеет к этому никакого отношения. Это мы сами более или менее сознательно приводим на себя наш собственный конец света. Это мы – через ложь и ложные присяги – убиваем наши детей и, следовательно, наше будущее.
Ад забвения
Права, созданные обществами наших предков, и осознание катастрофических последствий лжесвидетельства не были единственными элементами которые останавливали моральные позвоночники языческих славян от растрескивания. Третьим, пожалуй, самым важным элементом, мотивирующим их моральные решения, была вера в жизнь после смерти.
Наши предки, не будучи христианами, не знали понятия ада или небес. Что, очевидно, не означает, что они не верили в, назовём это, загробную жизнь или в наказание – а скорее в последствия, влияющие после смерти на тех, кто в своей жизни не следовали этическим и моральным правилам их веры. Однако, вопреки иудео-христианским верованиям, посмертное наказание или награда определялась не Богами, а живыми людьми – чаще всего семьёй умершего.
Правила славянской веры давали живым почти полный контроль над судьбой душ умерших. Согласно верованиям дохристианских славян, в зависимости от погребального обряда (или его отсутствия) после смерти душа человека могла либо остаться в мире живых, либо уйти в мир умерших. От живых людей зависели также качество и способ «существования» душ как в «загробном» мире так и за его пределами.
Переход в тот свет (иногда называемый Ирий или Навия) требовал сжигания трупа, что позволяло душе «отсоединиться» от тела, что в свою очередь было необходимо для того, чтобы отправиться в мир умерших. Если тело умершего оставалось несгоревшим, то душа оставалась заперта в этом теле. Наши предки прекрасно знали это правило и – типичным для изобретательных славян способом – использовали его для собственных нужд. Например, было принято хоронить умерших (главным образом, младенцев и детей) под порогами домашних хозяйств. Душа погребённого таким образом умершего оставалась заперта в стенах дома, чтобы служить как заботливый дух.
Принцип «не кремировано тело – заперта душа» был одной из причин, почему наши предки регулярно совершали обряд Дедов. Большинство из сторонников славянской культуры и религии связывают Дедов прежде всего с культом предков. Эта ассоциация, конечно, правильна, но помимо пирования с умершими членами семьи Деды были также случаем, чтобы вывести все бродячие души из мира живых в мир умерших. С этой целью дохристианские славяне песнями и заклинаниями взывали к бродячим душам и светом благословенного огня указывали им путь в мир мёртвых.
После прохождения на тот свет – в результате либо тщательно подготовленного похоронного обряда, либо обряда Дедов – души оставались там до тех пор, пока не они не были призваны живыми членами семьи на ритуальный пир. Мы не знаем наверняка, что случилось с душами, которых никто не призывал на Дедов. Возможно, они оставались в мире мёртвых в виде птиц, возможно, они жили там под защитой Велеса, а возможно, они просто пропадали в безымянном сонме предков. Как бы то ни было, «жизнь» мертвых, которых никто не вспоминал, была довольно незавидна. У них не было пищи, было не с кем поговорить, не было кому помочь или посоветовать. Умершие также не могли покинуть тот свет, так как для этого нужна была помощь участвующих в обряде Дедов членов семьи. Неудивительно, что наши предки делали все, что в их силах, чтобы стать уважаемыми и важными членами общины и семьи. Если они были несоциабельными, неприятными и эгоистичными, никто не хотел иметь ничего общего с ними при жизни, не говоря уже после смерти. Если при жизни они не заслужили сочувствия или дружбы близких, после смерти им выпадал наихудший из возможных штраф – забвение.
Надежда на будущее
Моральные принципы наших предков не основывались – в отличии от иудео-христианской этики – на двух каменных скрижалях, содержащих один набор заповеди, а укреплялись и поддерживались тремя независимыми сводами законов: человеческими, божественными и управляющими миром умерших. Благодаря сосуществованию этих трёх, взаимоукрепляющихся влияний, дохристианский славянин имел гораздо меньше шансов (по иудео-христианской терминологии) «пойти по пути греха». Чтобы избежать пыток (как ордалий, так и надлежащего наказания за совершенное преступление), чтобы не поколебать устои мироздания (через нарушение присяги) и чтобы – после смерти – не застрять в безымянной пустоте и одиночестве забвения, нашим предкам требовалось жить в согласии и дружбе как со своей семьёй, так и со всеми другими членами общины. Они должны были жить так, чтобы их никто даже не подозревал и не обвинял в нарушении законов; так, чтобы иметь верных друзей, особенно среди уважаемых членов общины, которые могли бы, в случае необходимости, поручиться за их невинность и доброе имя; так, чтобы семья уважала и ценила их настолько, чтобы после их смерти всё ещё хотеть поговорить с ними, поделиться едой, питьём и светом костров Дедов.
Хотя современные законы гораздо более мягки, а раннесредневековые процессуальные нормы, такие как «божественный суд», не являются законными, нынешние родноверы всё ещё могут (или, возможно, должны) использовать человеческие законы в качестве полезных, руководящих принципов для взаимодействия с людьми. Прежде всего, потому что законы большинства современных светских и демократических государств, создаются с целью защиты прав человека. Это означает, что соблюдение человеческих законов (очевидно, замечу, законов светских, демократических государств) облегчает нам, родноверам, мирное и гармоничное функционирование в обществе, что позволяет нам построить искренние, уважительные отношения с другими людьми, что, в свою очередь, увеличивает шансы на то, что после смерти мы все равно будем уважаемы, не забыты и приглашены на пиры во время Дедов. По этой же причине современные родноверы должны заботиться о здоровье и будущем своих детей и окружающей среды. Именно наши дети будут хранителями нашей памяти. Если мы разрушим их будущее – либо через отсутствие родительской ответственности, либо через, например, тотальное отравление природной среды – не будет никого, чтобы вспоминать нас после нашей смерти. А в славянской традиции забвение хуже смерти.
Слава!
Библиография:
S. Sielicki “Indo-Iranian parallels of the Slavic water rites and oath and guilt confirmation attested in Medieval Latin accounts and Slavic law codices
J. Grković-Major “On Proto-Slavic oath formulas”
A. Brückner „Słownik etymologiczny języka polskiego”
A. Szyjewski „Religia Słowian”