Родное бездорожье языческой веры

На волне популярности языческих религий всё чаще слышны голоса жрецов и жриц, объясняющих языческие верования для менее духовных последователей. Это не отличается для жрецов славянской Родной Веры. К сожалению, голоса жрецов-родноверов очень редко несут языческие идеи, а гораздо чаще звучат как взятые на прямую с кафедр католических церквей. Именно поэтому сегодня я решила проанализировать интервью со Збигневом Валковиаком, одним из польских жрецов, как всегда пытаясь отделить элементы истинно языческие от иудео-христианских загрязнений.

Тяжёлая жизнь жрецов

В самом начале интервью жрец Валковиак заявил, что основной обязанностью жреца является «распространение Родной Веры и выполнение обрядов», добавляя, что жрец берёт на себя «пожизненное расширение знания божеств, веры, славянских ценностей, мира, традиции и человеческой природы», а также «организует и проводит ритуалы, пророчества, поддерживает культ» (не объясняя, что значит это «поддерживание культа»). Позже в интервью Валковиак упоминает также различные другие обязанности, вытекающие из «священнического служения» жреца (серьезно, «священническое служение» — это тоже цитата из интервью), такие как:

- заставить последователей осознать «смысл тягот и радости веры и приблизить её реальное влияние на земную и загробную жизнь»;

- говорить «с родноверами о жизни или их духовных затруднениях»;

- содействовать «образованию будущих жрецов» и делать установку на «соответствующее качество священства в Родной Вере».

Хотя нет никаких сомнений в том, что общинах наших дохристианских предков жрец был необходимой частью выполнения ритуалов, ни один исторический, археологический или какой-то другой источник не упоминает о жрецах, распространяющих Родную Веру, расширяющих знание или обучающихся каким-то образом. И неудивительно. Первоначальная, дохристианская вера славян не нуждалась в жрецах, чтобы её распространять или учить, потому что она распространялась или, точнее, передавалась таким способом, как сегодня передается римско-католическая вера в Польше: семьёй и обществом, которые во то время были полностью языческими. Не имеется никаких признаков того, что функция жреца выполнялась пожизненно, а очень, очень немногие (и только среди полабских славян) предполагают, что дохристианские жрецы славян выполняли каки-либо социальные функции, исключая пророчества и – буквально – жрать во время обрядов. Однако несомненно, что славянский жрец, дохристианский или нет, не может и никогда не мог выполнять или осуществлять священническое служение.

Священническое служение – это концепция, созданная для иерархии христианских религий. Священническое служение является своего рода «официальной» ответственностью, возложенной на священнослужителя епископом. Эта ответственность включает, например, литургию слова или любви, и принимается священнослужителем во время рукоположения. Таким образом, жрецу Валковиаку (или какому-то другому жрецу), чтобы осуществлять священническое служение, должно бы было во-первых окончить семинарию, а затем быть рукоположенным епископом. Что кажется абсурдным, но, прочитав анализируемое здесь интервью, к сожалению, совсем не удивляет, ведь обязанности жреца, упомянутые (после предварительного высасывания из пальца) жрецом Валковиаком, являются напрямую взятыми из канонического кодекса для католических священников.

Погоня за деньгами

Учитывая тему интервью, жрец Валковиак уделяет удивительно много внимания заносчивости, жадности, лености а даже нечистоте (к счастью, только мыслей!) – то есть четырём из семи смертных грехов христианских религий. По мнению жреца, священник Родной Веры для осуществления «священнического служения» должен характеризоваться порядочностью, настойчивостью, терпением и самодисциплиной и избегать таких качеств как: «материализм, отсутствие смирения, смешение удовольствия с тем, что доброе, свободу с вольностью» а также «удобство, невежество, неохоту к усилиям и жертвам». Обсуждая проблемы получения знаний о дохристианских славянских традициях, жрец Валковиак не забыл упомянуть о «мутной сети городских соперничеств и зависимостей» (что бы это не означало), погоне за деньгами и беспечности всех поколений, не желающих тратить время «на такой, казалось бы, неэффективный пережиток как вера или суеверие». Одним словом, по мнению Валковиака, славянский жрец, руководствуясь дохристианской традицией, должен, как образцовый христианин, страдать и томиться, жить в нищете, смиренно трудиться во имя высших славянских ценностей. Таким же образом, по словам нашего жреца, каждый родновер должен так жить, иначе он (или она) престанет быть «родным» (опять же – чтобы это не означало).

Читая высказывания господина жреца об опасностях жизни в городе, материализме и погоне за деньгами, я задавалась вопросом, откуда такие идеи пришли в голову человека (кажется?) начитанного и (думаю?) обладающего хоть каким-то историческим знанием. Человека, который должен знать, какой была жизнь наших предков. Человека, который должен осознавать, что в основе всё, что делали дохристианские славяне, вращалось вокруг приобретения и поддержания материальных благ.

В раннем Средневековье, во времена, когда земля для возделывания получалась методом подсечно-огневого земледелия и возделывалась оралом; во времена, когда с одного посеянного семени ржи собиралось два (сейчас, если я не ошибусь в переводе единиц, собирается около 40); когда всё, включая добычу железа и вырубку деревьев, делалось вручную; когда производственный цикл льняной рубашки (от посева льна до пошива рубашки) продолжался один год; в те времена тот, кто «не гнался» за материальными благами, умирал. Недаром ¾ (если не больше) демонов из славянской мифологии имеют какое-то отношение к материальным благам и богатствам – к их приобретению, содержанию или умножению. Более того, легенды и сказки (как, например, легенда о цветке папоротника) дают предположить, что дохристианские славяне считали благословением (то есть чем-то хорошим) приобретение богатств волшебным способом – без труда, усилий, жертв или самодисциплины. Принимая это во внимание, не может быть каких-то сомнений в том, что «удобство, невежество, неохота к усилиям и жертвам», вопреки утверждениям жреца Валковиака, не были нежелательными чертами для наших предков. Наоборот, всё указывает на то, что каждый дохристианский славянин хотел жить таким способам, хотя, очевидно, не многие преуспели. Также не похоже, что наши славянские предки питали какое-то отвращение к городам, жизни в городах или «городскому» образу жизни. Ведь никто их не заставлял организовываться, строить более крупные поселения, потом их расширять и превращать в ремесленные и торговые центры, такие, как, например, Аркона или Щецин, которые по историческим источникам, были не только крупными, богатыми и непременно имеющими «мутные сети городских соперничеств и зависимостей», но также—о ужас! – полными родных, чистокровных славян. Славян, которым отсутствие смирения и погоня за материальными благами (в том числе регулярно организованные мародёрские рейды) почему-то не мешали быть «родными» и исповедовать славянскую веру.

Жрущий жрец

Общий тон высказывания жреца Валковиака предполагает, что, согласно славянской традиции, у жреца есть (или: должно быть) высокое положение среди родноверов, что он должен пользоваться уважением и почитанием. Однако, на самом деле, мы недостаточно знаем о славянских жрецах (за исключением спорных на этот счёт полабских славян), чтобы с уверенностью утверждать, что жрец был уважаемым человеком или наоборот.

Согласно польскому словарю Брюкнера, польское слово «żreć» имеют общую этимологию с церковным «żrěti, żrą», значение которого в определении слова «żreć» не даётся. Слово «żyrzec» (или żerzec, żyrca, żerca – то есть «жрец») тоже имеют общую этимологию с церковным „żrěti, żrą”, значение которого в определении слова «żyrzec» даётся как «жертвовать».

Согласно словарю Фасмера, русское слово «жрать» происходит от старославянского «(по)жрѣти» (что означает «проглотить») и „жьрѫ” (значение которого не дано) и сравнивается с староиндийским «giráti, gr̥ṇā́ti», значение которого в этом определении дано как «поглощает». С другой стороны, слово «жрец» происходит от старославянского «жьрѫ, жръти» (значение которых также не даётся) и сравнивается с староиндийсим «gr̥ṇā́ti» (без giráti), значение которого в этом определении дано как «взывает, превозносит».

Желая прояснить значение происхождения «giráti, gr̥ṇā́ti» (упомянутого Фасмером в этимологии слова «жрать») и самого «gr̥ṇā́ti» (без giráti), и не имея доступа к староиндийскому словарю (на который ссылается Фасмер), я обратилась к этимологическому словарю Дерксена, в которым «giráti» появляется как слово с санскрита, означающее «пожирать» а «gr̥ṇā́ti» (согласно Дерксену тоже с санскрита) означает «приветствовать» или «хвалить». Кроме того в Дерксене праславянское «*žerti» появляется как «*žrti; *žerti» означающее жертву или как самое «*žerti», означающее «пожирать».

Как видно выше, в зависимости от словаря и определения, слова «жрец» и «жрать» этимологически «встречаются» в языках: церковном (żrěti, żrą), староцерковном (жьрѫ), праславянском (*žerti) и даже староиндийском (gr̥ṇā́ti). Не будучи лингвистом, я не могу заключить насколько значимы эти «совпадения», особенно учитывая, что среди этимологических источников слов «жрец» и «жрать» находятся как вымершие (староиндийский, санскрит) так и реконструированные (праславянский) языки. Тем не менее нет никаких сомнений, что какое-то, более или менее близкое родство здесь существует, что, учитывая другие исторические источники, имеет смысл. Ибо мы знаем, что одной из обязанностей дохристианских жрецов было съесть часть предназначенной Богу/Богам жертвы и/или выпить кровь жертвенных животных (а даже, возможно, людей). Это означает, что жрец регулярно потреблял сырую кровь и/или мясо во время, когда без ветеринарного контроля термическая обработка продуктов животного происхождения была единственным способом избежать заражения зоонозами (заболеваниями, передающимися человеку от животных) таких как: бруцеллёз, цистицеркоз, тениоз, эхинококкоз, листериоз, дизентерия, сальмонеллёз, гнатостомоз, лямблиоз, токсоплазмоз и, возможно, даже туберкулёз или бешенство. Конечно, дохристианские славяне понятия не имели о существовании бактерий или внутренних паразитов, но они не были глупы. Методом наблюдения, дедукции, проб и ошибок они смогли обнаружить лекарственное применение растений, поэтому ничто не мешало им догадаться о вредности употребления сырой крови или мяса. Особенно, учитывая, что симптомы таких заболеваний как цистицеркоз или сальмонеллёз появляются в течении 24-48 часов после употребления зараженного мяса. Поэтому не исключено, что в жрецы выбирались люди, полезность которых для общины была либо низкой, либо ограниченной (например, возрастом, инвалидностью и т.д.).

Назначение инвалидов посредниками со сверхъестественным не чуждо славянской традиции. Не нужно здесь (как это делает жрец Валковиак, чтобы выдвинуть свои тезисы о священническом служении) искать примеры у кельтских друидов или индуистских браминов. Достаточно заглянуть на Украину или Белоруссию, где по крайней мере c XV-ого века до (относительно) недавного времени существовал институт калик перехожих или бродячих гусляров. Калики-гусляры, обычно слепые или каким-то другим образом нетрудноспособные, занимались пением религиозных, эпических, исторических и иногда танцевальных песен и участвовали во многих обрядах, например, свадьбах или Дзядах. Отношение более «нормальной» (как по образу жизни, так и физической способности) осёдлой и занимающейся сельским хозяйством общины к бродячим и несельскохозяйственным гуслярам было крайне амбивалентным, основанным не на уважении, но на страхе перед сверхъестественными способностями или силами, которые приписывались каликам/гуслярам.

Таким образом, мы видим, что в христианско-языческой, славянской традиции (на которую ссылается Валковиак в своих рассуждениях) за более тесные контакты со сверхъестественным были ответственны люди, которые в силу возраста или нетрудоспособности не могли выполнять больше, назовём это, общественно полезные или материально продуктивные функции. Такие люди как калики-гусляры функционировали скорее на задворках общества, а их роль ограничивалась исполнением музыки – религиозной или развлекательной. Возможно, они играли какую-то роль в передаче устной традиции (например, украинские думки), но, безусловно, их мнение или совет не были так уважаемы или даже востребованы, как мнение или совет деревенских старейшин. При этом, нельзя считать невозможным, что первоначальные, дохристианские жрецы – люди, которые пили/ели сырую кровь/мясо во имя Богов – были выбраны из числа людей, менее полезных для общества, то есть людей, потеря которых (например, при смерти от зоонозных заболеваний) не была бы такой тяжелой для общины как, например, смерть сильного, здорового, полезного и почитаемого хозяина.

Языческое, не «родное»

У меня нет сомнений, что вера Валковиака искренняя, а намерения – чисты. Однако, несмотря на утверждения жреца, что он прочитал больше чем 120 книг о славянской религии, верованиях и культуре и провёл более 10 лет, изучая вопросы Родной Веры, как видно из приведенного выше анализа, жрец Валковиак не только не избавился от влияний иудео-христианских идей, но – что еще хуже – он зачерпнул из них глубже и загрязнил славянскую традицию еще больше, введя концепции, взятые прямо из катехизации и римско-католического канонического кодекса.

Основная ошибка, которую, я думаю, жрец Валковиак (и ему подобные) совершил и продолжает совершать – в том, что он полагается на инстинкты и инстинктивно отличает «родное» от «неродного». Возможно, такой подход был бы уместен, если бы мы, родноверы, исповедовали веру, глубоко укоренившуюся в сознании и традиции наших ближайших предков. К сожалению, в принципе, каждый из нас вырос в мире, насквозь насыщенным иудео-христианскими идеями, которые, сверх того, веками смешивались с языческими элементами фольклора. Поэтому то, что на первый взгляд кажется нам натуральным или «родным», с большой долей вероятности, имеет такое же отношение к языческому образу мышления, как «священническое служение» к бытию жрецом.

Высказывания жреца Валковиака должны быть предупреждением и уроком для каждого родновера. Ища, изучая и воспроизводя веру наших предков, вы никогда не должны переставать сомневаться, анализировать и критически мыслить, даже (а возможно, прежде всего) если вы уже зашли так далеко на пути Родной Веры, что люди не только слушают вас, но даже хотят вас интервьюировать. Если вы перестанете сомневаться – как во мнениях других, так и в своих собственных – вы легко можете сбиться с пути в бездорожье, в котором вы, как жрец Валковиак и ему подобные, найдёте иудео-христианские идеи более «родными» чем первоначальная, языческая славянская традиция.

Слава!

 

Библиография:

A. Szyjewski „Religia Słowian”

H. Kitsikopoulos “Agrarian Change and Crisis in Europe 1200-1500”

P. Grochowski „Polscy dziadowie i ukraińscy lirnicy. Fakty, stereotypy i perspektywy badawcze”

Современные урожайные венки - пример христианско-языческого смешения славянских традиций.

Современные урожайные венки - пример христианско-языческого смешения славянских традиций.

Magda LewandowskaComment