Место славянской женщины
Согласно «Повести временных лет», в 983 году несколько бояр постучали в двери одного с киевских домов. В этом доме жили некий варяг и его сын, которые приехали в Киев из Византии и которые были христианами. Возможно, бояре прибыли в дом варяга утром, а, может быть, и вечером. Возможно, ветер путал их богатые одежды, или, может быть, они сияли в ярком блеске солнца. Возможно, присутствие бояр было сюрпризом для христиан, а, может быть, они ожидали этого визита. В этой повести много неизвестных, но вот, что мы знаем наверняка: бояре посетили дом варяга, чтобы во имя славянских Богов затребовать крови его сына. Дословно. В тот день славянские Боги потребовали кровавого жертвоприношения и, через гадание, назначили сына варяга подходящей жертвой.
Будучи христианином, варяг не только отказался выдать сына, но и признать существования славянских Богов. Это сильно разозлило и бояр, и всех киевлян. Разгневанные люди разрушили дом христианина, оставив только клуатр, на котором стояли варяг и его сын. Тогда бояре в очередной раз потребовали, чтобы христианин отдал сына в жертву языческим Богам, а после того, как он отказался, народ опрокинул колонны, поддерживающие клуатр и таким способом убил обоих мужчин.
Какое отношение эта повесть имеет к женщинам? Как выяснится – очень много.
Как это было в старину
Для большинства современных родноверов так называемые «традиционные роли и обязанности» славянских женщин являются концепцией, понятной интуитивно. Вряд ли кто-то ставит под сомнение «традиционное» место женщин в обществе, «традиционные» обязанности вынашивания и воспитания детей, служения семье, охраны домашнего очага, пребывания в тени мужа, которого «традиционная» женщина должна поддерживать, повинуясь и веря ему. Такая интуитивно понятая «традиционная» женственность также связана с внешним видом и поведением «по-женски» -- то есть: красиво, аккуратно, мягко, тактично, смиренно и покорно по отношению ко всем и вся.
К сожалению, эти «традиционные» нормы женственности некритически перенимаются современными родноверами, которые видят в этой «традиционности» лучшее доказательство того, насколько являются «родными» эти нормы. Не все проповедники Родной Веры заходят так далеко, как, например, инглиисты, которые утверждают, что женщины по своей природе материалисты и нуждаются в поддержке и руководстве (по природе духовных) мужчин, чтобы следовать духовному пути. Тем не менее, большинство последователей Родной Веры видят женщин в роли матерей и жён, одомашненных, нежных, послушных и – честно говоря – знающих свое место в кругу домашнего очага, в окружении постоянно растущей кучки детей, рукоделия, кухни и других «традиционных» женских занятий. Однако, в старину это было не совсем так.
Общество наших языческих предков строилось вокруг одной вышестоящей цели – выживания. Чтобы выжить наши дохристианские, доиндустриальные предки нуждались в пище, крыше над головой (или какой-либо другой форме относительно безопасного убежища) и детях. В то время как получение пищи или безопасного убежища могло быть «поручено» практически каждому члену общества, с детьми вопрос был не так прост.
Как я уже много раз упоминала на страницах блога Витии, рождение детей во времена наших предков не было ни простым, ни безопасным занятием. Перинатальная смертность – как матерей, так и детей – была огромна, а кроме того, без профилактических вакцинаций, современной медицины и, вообще, современного уровня достатка, наши предки бились над проблемами бесплодия, вызванного недоеданием, эпидемическим паротитом, туберкулезом, венерическими заболеваниями, различными инфекциями и воспалениями мочеполовой системы, врожденными дефектами и т.д. и т.п., поскольку наши предки не имели доступа к современной диспансеризации, единственным средством, чтобы в полной мере воспользоваться людьми, способными эффективно родить большое количество детей, было раннее эмпирическое тестирование потенциальных матерей, то есть ранняя сексуальная инициация, чтобы убедиться, способна ли девушка забеременеть и родить здоровых детей. А что если девушка не забеременела или, что в те времена не было редкостью, умерла в родах? Ну, видите ли, это не было дано ей. Но, если ей удалось родить ребёнка – отлично! Тогда её ждали годы, если не десятилетия беременностей и родов. Звучит жестоко? Ну, это были такие времена. Кстати, мальчикам не было намного легче. Хотя никто не велил им беременеть, но они должны были доказать, что они были достойны быть мужьями женщин с необычайным даром плодовитости. Чтобы доказать, что они достаточно здоровы, сильны, храбры, настойчивы и находчивы, мальчикам приходилось тратить годы, если не десятилетия, накапливая богатства, которые позволили бы заплатить брачный дар и, таким образом, обзавестись женой (о славянских браках я писала здесь).
Описанная выше система раннего, эмпирического «скрининга» материнских талантов позволила нашим предкам раннее опознание индивидуумов, способных к деторождению. Не будем забывать – в те времена, когда 5% женщин умирали в родах, еще 15% вскоре после родов, когда 1/3 новорожденных не доживали до пятилетнего возраста, а до 45-летия доживали лишь немногие, многочисленные и часто рождённые дети были единственным шансом на выживание семьи, рода, племени и славян вообще. В те времена, сотни и тысячи лет назад, когда во всем мире насчитывалось меньше чем 300 миллионов людей, а в Центральной Европе около 2,3 миллионов, материнство было опорой существования общества. А что же сейчас? На Земле нас более чем 8 миллиардов и каждый год нас прибывает чуть более 1%. Хотя, как вид, мы сталкиваемся со многими проблемами, вымирание не является одной из них. Так почему же мы ожидаем от женщин в первую очередь рождения детей?
Червона рута
Рождение здоровых детей в раннем средневековье было непростой задачей. Беременная женщина должна была хорошо питаться, она нуждалась в помощи и уходе, особенно в течение последнего триместра, когда даже у самой здоровой и крепкой будущей матери возникают проблемы с такими несложными заданиями, как надевание обуви. Учитывая важность беременной для будущего семьи или рода/клана, нет никаких сомнений в том, что небеременные члены общины брали на себя обязанности, необходимые для обеспечения будущей матери как можно наилучшим уходом. Также не может быть никаких сомнений в том, что эти обязанности брали на себя не только мужчины, но и небеременные женщины.
По очевидным причинам, роли жены/матери были зарезервированы для женщин, которые были плодородны и готовы выйти замуж. Но все же не только такие женщины жили в обществе наших славянских предков. Принимая во внимание риск беременности и родов, а также широко распространённое знание травяной медицины, нетрудно представить себе, что по крайней мере некоторые раннесредневековые славянки решали быть бездетными через, например, использование абортивных травяных настойки из руты (что, кстати, встречается во многих народных песенках о молодых парах). Аборты, отказ от новорожденных или детоубийство упоминаются во многих раннесредневековых проповедях, предполагая, что планирование семьи и контроль рождаемости не были чужды дохристианским славянам. И неудивительно. Кажется, что, в отличие от христианок, язычницы, кроме материнства, могли выполнять и другие социально приемлемые функции.
Мы знаем, что в обществах дохристианских славян женщины могли быть правителями, например, как основательница Праги Либуше и киевская княгиня Ольга. Они могли быть духовными наставниками, как сестра Либуши, принцесса Тэтка, или анонимные жрицы, которые упоминаются в житиях святого Вацлава или Оттона Бамбергского. Они могли заниматься средневековой версии науки, то есть, быть, как христиане называли это тогда, ведьмами. Одной из немногих известных по имени раннесредневековых славянских языческих врачей-ведьм была старшая сестра Либуши – Кази. Врачи-ведьмы (или знахарки) упоминались практически во всех средневековых проповедях, адресованных к языческим славянам, поэтому не может быть никаких сомнений, что это было популярное занятие среди наших прародительниц. Кроме того, есть много указаний на то, что в общинах наших предков женщины также могли быть и воинами. Из хроники Иоанна Скилица мы знаем, что во время обороны Доростола на поле боя были найдены тела воинов-женщин. Славянские женщины-воины также упоминались Никифором I и Львом Диаконом. Козьма Пражский описал сестринства женщин-воинов, а легенда о восстании Шарки жива в Чехии и по сей день.
“Ша́рка и Ктирад” Венцеслав Черны
Из вышеизложенного следует, что в мире наших предков женщины не только контролировали свои репродуктивные права, но также могли играть другие социально приемлемые роли, помимо рождения детей. Поэтому возникает закономерный здесь вопрос: почему дохристианские славянки вообще решали жениться и заводить детей? Что заставляло молодых девушек браться за такую крайне рискованную задачу, каким было раннесредневековое материнство?
Жертва крови
Помните историю варяга в начале этого поста? С тех пор, как я впервые прочитала этот отрывок «Повести временных лет», я не могла не задаться вопросом, почему бояре вообще тратили своё время на разговоры с варягом? Если бы они хотели только получить жертву, они могли бы похитить сына варяга с улицы или рынка. Несомненно, такая процедура была бы более быстрым и гораздо эффективным способом получения человеческой жертвы для славянских Богов. Тем не менее, бояре тратили время на разговоры с варягом, пытаясь убедить его согласиться принести сына в жертву Богам. Почему?
Сам факт того, что бояре пришли в дом варяга, постучали в двери и открыто предъявили свои требования, свидетельствует о том, что они не ожидали отказа. Трудно точно сказать, чего они ожидали: радостного пожертвования жизни сына или, возможно, каких-то переговоров, чтобы, например, вместо сына на жертвенники Богов отправить раба или скот. Тем не менее, учитывая гневную реакцию как бояр, так и киевлян вообще, кажется, что полный отказ от какого-либо сотрудничества в приготовлении жертвоприношения славянским Богам был удивительным, неожиданным и – возможно – оскорбительным для Богов. Здесь на ум приходит один вывод: общества дохристианских славян ожидали от индивидов быть готовым пожертвовать себя на благо общины и/или по требованию Богов. Более того, такая жертва должна была быть добровольной и сознательной – иначе бояре не тратили бы время на разговоры с варягом или снос его дома, а просто похитили бы желанную жертву, чтобы силой перетащить её на алтарь Богов.
Похожая картина обязанности личности по отношению к обществу рисуется также и в других источниках, касающихся культуры славян, например, в демонологии. Одним из наиболее типичных симптомов демонических влияний в жизни славянина или славянки было развитие эгоцентризма, эгоистичного поведения, игнорирования потребностей семьи или общины, или, например, воровства у соседей. Эгоцентризм славянина указывал на наличие таких демонов, как инклузы, хоболды, варгины или богинки. Здесь особенно интересен пример богинек. Богинки –лесные духи, которые любят похищать человеческих детей. Богинки воровали детей из колыбели и взамен оставили своих собственных подменышей, которых было легко узнать по их поведению. Подменыши, оставленные богинками, были уродливыми, ворчливыми, худыми и вечно голодными, а как старшие дети – крайне ленивыми, по чему их и можно было узнать. Способом «исцелить» подменыша было поместить его на куче навоза и отколотить его палкой. Доказательством эффективности этой процедуры было изменение поведения ребёнка, который из ленивого нахлебника превращался в трудолюбивого и услужливого юного славянина.
Итак, если – как следует из источников – дохристианские славяне ставили благо общины выше собственной выгоды, добра и даже жизни, если от индивидов ожидалось, что они будут готовы отдать жизнь для добра и по требованию общины (или представителей общины), то снова возникает вопрос: почему? Если община имела право требовать смерти индивида ради общего блага, почему славяне не были одиночками? Почему они наставали на том, чтобы жить и быть частью общества, которое оставляло себе право проливать их собственную кровь. Почему, подобно молодым девушкам, решающим выйти замуж, славяне сознательно рисковали свою жизнь только для того, чтобы дать общине благодать Богов и будущее? Если мы посмотрим глубже на мир, в котором жили наши доиндустриальные предки, ответ очевиден.
До введения универсальных прав человека, идеи верховенства закона, социального обеспечения или оплачиваемой государством полиции или армии, жизнь отшельника была короткой и непривлекательной. Без семьи и полезных соседей одна суровая зима, нашествие вредителей в кладовую или болезнь во время уборки урожая (то есть неспособность сбора урожая) заканчивалась неизбежной смертью от голода. Без семьи, соседей или соплеменников, готовых защищать общие земли, у индивида не было шансов перед вооружённым нападением. Без понятия семейной чести или племенных прав, которые требовали, например, мести за убийство или увечья члена семьи или соплеменника, одинокий человек не мог рассчитывать на мирное путешествие по земле своих соседей. Нося символы своего клана или племени (особенно если это был воинственный клан или племя), одинокий путешественник мог надеяться, что разбойник, притаившийся в засаде, воздержится от причинения ему вреда, из опасения мести клана/племени. Без сообщества людей, поддерживающих и защищающих друг друга и уважающих племенные права, не было бы городов, рынков или торговых путей. Если бы не старания целых семей и поколений, не было бы раннесредневекового Киева, а варяг из описанной выше истории не смог бы благополучно приехать их Византии, поселиться в доме с клуатром, в богатом городе, под защитой власти и военной мощи Владимира Великого. В свете вышесказанного, неудивительно, что киевляне пришли в ярость, услышав оскорбляющий Богов отказ варяга. Так же неудивительно, что наши предки готовы были отдать свою жизнь по требованию и на благо славянской общины.
Проклятие хороших времён
Проанализировав роль доиндустриального общества, стоило бы также взглянуть на роль общества, в котором живут современные верующие славянской языческой веры. Общества, которое, как мы часто слышим от проповедников Родной Веры, развращает и отравляет не только славянских женщин, но и славянские души в целом. Лично я нахожу крайне смешным, что утверждения о токсичных влияниях современного общества, публикуются этими проповедниками с использованием:
- компьютера – который не существовал бы без усилий многих поколений, которые не только сделали возможным создание университетов (где творцы компьютеров получили образование), но и создали заводы, транспортные сети, магазины и т.д., необходимые для конструирования и доставки компьютера на стол ноющего проповедника;
- электричества – получение и непрерывная подача которого в мастерской проповедника является результатом усилий общества;
- интернета – который, в конце концов, сам не подключается в компьютеру проповедника.
Я даже не буду упоминать о таких достижениях современного общества, как система здравоохранения, канализация, строительные нормы и правила (чтобы крыша проповедника не рухнула ему на голову), всеобщее образование (где мы все учимся читать и писать) и – крайне редкие в истории – 76 лет мира на большой части славянских земель.
В каком-то смысле, я понимаю слепоту людей (не только родноверов), убежденных в токсичности современного общества. В наше узкоспециализированое время у нас редко есть возможность увидеть, что другие люди делают для нас, а еще реже оценить это. Дорожные работы – необходимые для нашей безопасности и комфорта – рассматриваются как обременительное препятствие в поездке на работу. То же самое касается мусоровозов или, например, плановых проверок лифтов в высотных зданиях. Ежедневных усилий сотрудников электрической или канализационной сети никто даже не замечает – наоборот – водопровод и электричество в домах считается за норму большинством из нас. Но всё же эта «норма» является роскошью не только в историческом, но и глобальном масштабе.
В каком-то смысле также трудно удивиться слепоте «традиционных» родноверов, которые считают рождение детей главной ролью женщины. Ведь на протяжении большей части истории человека как вида, человечеству всегда не хватало детей, и кто-то должен был их рожать. Проблема с «традиционным» местом славянской женщины такая же, как и с большей частью «традиционной» «мудрости» родной веры. Как и в случае жертвоприношений, молитв и ритуалов, современные реконструкторы веры дохристианских славян не стремятся найти идеи, которыми руководствовались наши предки, а лишь воспроизводят формы, которые наши предки использовали для выражения своих идей. Но всё же, проанализировав исторические источники посредством здравого смысла, не может быть никаких сомнений в том, что место славянской женщины было там, где находилось место славянского мужчины, ребенка, старика – каждого члена дохристианских славянских общин. Это место было там, где можно было внести свой вклад в благо и процветание семьи, друзей, соседей и соплеменников. Если женщина могла и хотела рисковать своей жизнью, чтобы стать матерью, ее поддерживала и о ней заботилась вся община. Если она могла и хотела сражаться, кузнец ковал для неё меч. Если ей удалось овладеть искусством исцеления или колдовства – через исцеление и магию она приносила помощь своим соплеменникам. А если у нее хватало мудрости, опыта (и, скажем прямо, адекватной политической поддержки) – она брала на себя бремя власти.
Следуя примеру наших предков, мы тоже должны использовать весь потенциал как женщин, так и всех других членов нашего общества. Благодаря прогрессу науки и техники (кстати, достигнутому усилиями многих поколений и человеческих обществ), вымирание от отсутствия детей нам не грозит. Напротив, перенаселение всё чаще становится источником современных проблем. Поэтому вместо того, чтобы ожидать, что женщины будут рожать детей, мы должны ожидать от себя того, чего ожидали наши предки от каждого славянина: построения процветания и достатка для семьи, друзей, соседей – для нашей общины.
Слава!
Библиография:
K. Aitamurto “Paganism, Traditionalism, Nationalism: Narratives of Russian Rodnoverie”
J.A. Alvares-Pedrosa „Sources of Slavic pre-Christian Religion”
В. Серкина „О роли женщин у славян в период язычествa”
H. Kitsikopoulos “Agrarian Change and Crisis in Europe, 1200–1500”
D. Oren-Magidor, C. Rider ”Introduction: Infertility in Medieval and Early Modern Medicine”, Social History of Medicine 29(2)
W. Vargas, P. Zych “Bestiariusz Słowiański”